Бронзовый котел бронзовая бляшка с изображением пантеры были обнаружены в могильники у села тест
Обновлено: 05.07.2024
ЗОЛОТООРДЫНСКИЕ ЛАТНИКИ ПРИКУБЛНЬЯ
Задача настоящей работы - показать истинное значение замечательных находок, сделанных в Прикубанье в 80-х гг. 20 в., но также и уровень научной обработки, отягощающие научные традиции, ставшие ныне тормозом и приводящие к серьезным ошибкам, что отразилось в публикациях этих великолепных памятников.
В 1997 г. Ю.В. Зеленский опубликовал раскопанный Н.Ф. Шевченко в 1986 г. комплекс из кургана 4 у хутора Пролетарский Кореновского р-на Краснодарского края (Рис.1 А) (Зеленский, 1997). Пожалуй, это наиболее полная, по сравнению с остальными, публикация комплекса. Анализ материала - стандартный. То есть, каждая его составляющая сравнивается с таковыми же в опубликованных материалах, и датируется на основании обращения к таким авторитетам (по мере убывания обращений), как А.Н. Кирпичников (вооружение и конское снаряжение), С.А. Плетнева (древности поздних кочевников), Г.А. Федоров-Давыдов (та же тематика). Спорадически для сравнения привлекаются работы Г.Ф. Чеботаренко ( Старый Орхей - золотоор-дынский город в республике Молдова), Ю.С. Худякова (оружие кочевников Центральной Азии), В.А. Иванова и В.А. Кригера (поздние кочевники южного Приуралья). Подобная работа дала следующие результаты: шлем -по аналогиям из кургана у с. Пешки в Поро-сье, из Чингульского кургана в Запорожье по датировке А.Н.Кирпичиикова - начало XIII в.; сабля - по С.А. Плетневой и В.И. Иванову с В.А. Кригером - X - начало XIII вв.; стрелы - по Г.Ф. Чеботаренко, Ю.С. Худякову и материалам Белореченских куганов в Адыгее - вторая половина XIII - XIV вв. Казалось бы, вывод о дате погребения однозначен - она определяется самыми поздними вещами. Но нет, для Ю.В. Зеленского «датировка погребения вызывает некоторые затруднения, так
чениями, выдавливалось монголами на запад или переселялось в Монголию.
В 2002 г. Ю.В. Зеленский вместе с И.Н. Анфимовым опубликовал раскопанное в 1988 г. И.Н. Анфимовым погребение воина у хутора Малаи Калининского р-на Краснодарского края (Анфимов, Зеленский, 2002). К сожалению, уровень публикации материала здесь резко снижен (Рис.2А): не представлены изображения сабли, кинжала, наконечников стрел, колец кольчуги. Хорошо еще, что в описании предметов отмечены такие важнейшие и датирующие признаки, как опущенные вниз концы сабельного перекрестия, то, что нижняя часть клинка кинжала имеет два лезвия (кстати, именно поэтому данное оружие можно назвать кинжалом, а не ножом). Имеется в тексте и описание наконечников стрел. Сравнительный анализ дал авторам следующие результаты. Шлем был сравнен со шлемами из воинских погребений у сел Ковали и Липовец (Пятышева, 1964: Таб. III, VI) в Поросье, имеющий схожую форму купола, с тульей в виде высокого цилиндра и куполом конически - пирамидальной формы. Датирован шлем из хутора Малаи опять-таки по А.Н. Кирпичникову - первая половина XIII в. Сабля не проанализирована вообще. Наконечники стрел - по аналогии с образцами из Центральной Азии и Восточной Европы авторы датировали XIII - XIV вв. А все погребение датируется ими . первой половиной XIII в. Но если обратиться к предметам из погребения у хутора Малаи, то мы ясно увидим иную дату. Шлем из погребения имеет сразу два монгольских признака - кольцо на навершии (для привязывания монгольского украшения -ленты, двумя концами свисавшей с верхушки шлема) и козырек (почему-то названный авторами защитным, как будто козырьки шлемов имеют какую-то иную функцию), что заставляет датировать его второй половиной XIII-XIV вв. Совершенно ту же дату дает сабельное перекрестие - его опущенные книзу концы.
Еще один предмет погребального инвентаря - бронзовая коробочка, являющаяся миниатюрной моделью шкатулки или сундука; подобные миниатюрные металлические модели свойственны именно и только погребальным памятникам монгольской культуры. Таким образом, практически все предметы погребения у хутора Малаи дают четкую дату - вторая половина XIII-XIV вв., а покойный был золотоордынским тяжелым конником (Рис.2Б).
Наиболее богатыми и яркими оказались воинские погребения из могильника у станицы Дмитриевская Кавказского р-на, раскопанные в 1982 г., где в кургане 4 оказалось сразу два погребения тяжеловооруженных воинов.
В погребении 1 кургана 4 раскопано погребение коня и воина (Рис.ЗА). Воин был облачен в байдану - кольчугу из крупных плоских колец. На голове воина был шлем с бармицей, у левой руки - сабля с коротким перекрестием с шариками на концах, в ножнах с железным наконечником и обойми-цами. Колчан содержал железные наконечники стрел и две железные же петли для крепления колчана к портупее. При коне найдены удила, два непарных стремени и костяные пластины с орнаментом из гравированных кружков. Авторы публикации полагают их обивками седла, но они совершенно не похожи на известные костяные обивки седел, зато идентичны пластинам из кургана 1 комплекса Криуша-84 (см. ниже), которые несомненно являются обкладками колчана. Видимо, колчан был передвинут грызунами от правой руки погребенного воина к коню.
Сравнительный анализ инвентаря привел авторов публикации к следующим заключениям. Шлем авторы - по А.Н. Кирпичникову
- датируют первой половиной XIII в. Сабля
- опять-таки по А.Н. Кирпичникову - датируется ими IX - XI! вв. Здесь очевидная путаница, так как А.Н. Кирпичников знает только раннесредневековые сабли с короткими перекрестиями с шариками на концах - хазарские, венгерские, аланские, действительно так датируемые. Но подобные перекрестия делались и в XII - XIV вв., что было ясно показано в статье А.В. Евглевского и Т.М. Потемкиной (Евглевский, Потемкина, 2002: 172-176). Авторы публикации привлекли и эти датировки. Несомненно, дату погребения уточняет шлем. Он не только имеет характерную для монгольского периода цилиндроконическую форму, подобно шлему из хутора Малаи и др., но и верхушку с подвершьем в виде тороида, служащего основанием для шпиля, от которого осталась лишь малая часть. А шпиль - один
из характернейших признаков монгольских шлемов. Так что время жизни похороненного здесь тяжелого конника (Рис.ЗБ) - также золо-тоордынская эпоха, вторая половина XIII-XIV вв.
Анализ вещей из погребения 2 того же 4 кургана (Рис.4А) привел авторов публикации к таким выводам. Шлем они датировали - по А.Н.Кирпичникову - с конца XII в. до конца XIV в. Костяная петля от саадака - по С.А.Плетневой - XII в., по А.Ф.Медведеву -
XII -XIV вв. Наконечники стрел сужают дату до второй половины XIII-XIV вв. На самом же деле ту же дату дает и шлем, так он имеет характерный монгольский признак -петлю с кольцом на макушке. Следовательно, и этот покойник был представителем золотоордын-ской тяжелой конницы (Рис.4Б).
Погребение 2 в кургане 1 Дмитриевского могильника дало один из самых богатых наборов вооружения (Рис.5А), особенно защитного, за всю историю раскопок в южнорусских степях. Исключительная важность данного комплекса еще и в сложности как самих вещей, так и в их сочетании. Важно и то, что все нательные предметы защитного вооружения были надеты на покойника и были обнаружены на своих местах.
XIII в., по М.В. Горелику, П.П. Толочко, Е.И. Нарожному и Д.Ю. Чахкиеву - вторая половина XIII-XIV вв., а по поводу уникальных поножей - датировку и локализацию А.Н. Кирпичникова - первая половина XIII в., и М.В. Горелика - вторая половина XIII - XIV вв. Кресала датированы авторами по А.В. Евглевскому и Т.М. Потемкиной XIII-XIV вв. Распрямленная гривна - по мнению большин-
ства авторов - датируется XII - первой третью XIV вв. Относительно копья авторы привели даты по А.Н.Кирпичникову - XII-XIII вв., по С.А.Плетневой - XI - первая треть XIII вв., по Л.Ф.Недашковскому - XIII -XIV вв. Все погребение авторы странным образом датировали XII-XIV вв.
Попробуем уточнить датировку этого уникального погребения. Шлем имеет не только характерный для золотоордынского периода силуэт - конус на цилиндре, но и такие специфически монгольские признаки, как петля на макушке с кольцом для крепления ленты, и даже - это усиливает уникальность комплекса - сама лента. В погребении сохранился один ее конец, пропитанный окислами железа (эта мысль принадлежит А.М. Горелику). Авторами публикации он был принят за железную полоску, соединяющую кольцо на макушке с точкой перегиба тульи. Если согласиться с их мнением, совершенно непонятна функция такой полоски. Кстати, сама эта деталь была утрачена и на экспонируемом шлеме отсутствует. О монгольско-золотоор-дынской традиции свидетельствуют и узкие полоски железа, наклепанные (в количестве двух экземпляров) радиально на конический купол шлема.
Что касается копья, то распространение таких копий в золотоордынское время на территории этого государства не ограничивается одним только Укеком (Недашковский, 2000: Рис.12, 1). Совершенно уникальны поножи из рассматриваемого погребения. То, что их наголенник не створчатый, говорит о том, что он достаточно ранний, до середины XIV в. Но то, что он имеет пластинчато-кольчатую структуру, то есть наголенник соединен с кованым полудисковидным выпуклым наколенником несколькими рядами кольчу-яшого плетения, свидетельствует о том, что перед нами один из первых обрахцов кольча-то-пластинчатого доспеха, все ранние образцы которого связаны с территорией Золотой Орды (Горелик, 2002: 74 верх., 4, 5).
Уникальная находка in situ дисковидных блях классического половецкого "бюстгальтера" ценна не только как археологическое подтверждение реальности изобразительных свидетельств о данной детали половецкого воинского снаряжения, но и как надежный показатель половецкой этнической принадлежности погребенного. Правда, многих исследователей этот факт может натолкнуть на мысль о домонгольской дате погребения. Но недавно Е.И.Нарожный опубликовал значительное число таких деталей половецкого воинскского снаряжения, раскопанных в погребениях нагорной части Чечено-Ингушетии, сделанных по местному обряду (то есть в каменных склепах) в золотоордын-ское время (Нарожный, 2003: 247, Рис. 1-3). Я полагаю, что это погребения знатных половцев, ушедших от монголов в горы. Местный обряд погребения объясняется как тесным общением с местных населением, так и невозможностью устройства половецкого погребения -глубокой могильной ямы под курганом на безземельной каменистой территории. Можно думать, что именно эти половцы и положили начало тюркоязычным горцам Кавказа -современным карачаевцам и балкарцам.
Итак, погребенный был, скорее всего, знатным половцем, похороненным на рубеже XIII-XIV вв. или в первые десятилетия XIV в., и сочетавшим в своем снаряжении как традиционно (и подчеркнуто) половецкие элементы
В 1984 г. был раскопан курган №2 у поселка Южный Новопокровского р-на. В погребении 1 этого кургана (Рис.бА) обнаружен скелет воина, облаченный в кольчужный доспех, в сопровождении сабли с асимметричным перекрестием, боевого ножа, со шпорами, распрямленной гривной и бронзовым котлом. При могиле были захоронены 2 коня с удилами и непарными стременами.
Авторы публикации проанализировали саблю и датировали ее - по А.Н.Кирпичникову
- X-XI вв., а по А.В. Евглевскому и Т.М. Потемкиной - XII-XIV вв. Шпоры датированы ими по А.Н. Кирпичникову XII - первая половина XIV вв., котел - по М.Л.Швецову - XII -первая половина XIII вв. Общая дата погребения получилась XII - первая половина XIV в.
Наконец, в том же 1984 г. у реки Кривуша в Тихорецком р-не в кургане №1 было раскопано погребение 1 (Рис.7А) с останками воина в защитном вооружении, с саблей, саадаком и боевым ножом.
Вот результаты анализа материала погребения, полученные авторами публикации. Шлем - по А.Н.Кирпичникову - XI-XIII вв. Сабля датирована по А.Н. Кирпичникову XI-XIII вв., по А.В. Евглевскому и Т.М. Потемкиной - XII-XIV вв. Датировку авторы уточняют типичным золотоордынским кувшином. На самом же деле точно тем же самым, золо-тоордынским периодом датируются и шлем с остатками характерного для монгольских шлемов шпиля, и сабля с характерным для сабель монгольского круга асимметричным перекрестием.
Если последний вывод совершенно верен (причем здесь авторы не побоялись
Воинские погребальные комплексы Прикубанья, рассмотренные здесь, имеют исключительно важное значение: здесь практически все предметы взаимно датируют друг друга. А точно датированные предметы золо-тоордынского периода позволяют определить этим временем (иные предметы - также и этим временем) периоды бытования предметов - и целых их категорий, чья дата представляется многим исследователям гораздо более широкой и ранней.
Еще один вывод: старые, полувековой давности выводы наших маститых исследователей военных и степных средневековых древностей висят тяжелыми гирями, кирпичами на сознании многих археологов, не позволяя им делать верные выводы. И сама типология, и датировка значительного числа артефактов и целых их категорий давно устарели и не соответствуют современному уровню знаний, когда и количество материала -находок сабель, шлемов и т.д., ставшего доступным иконографических и письменных источников, а также публикаций, адекватно осветивших данный материал количественно и качественно увеличился за последние десятилетия, во много раз превосходя источ-никовую и исследовательскую базу тех лет; и материалы свидетельствуют, что абсолютное большинство богатых воинских погребений -в том числе и по сопровождающим их нумизматическим материалам - относятся золото-ордынскому периоду.
Блохин В.Г., Дьяченко А.Н., Скрипкин А.С. Средневековые рыцари Кубани // Материалы и исследования по археологии Кубани. Выпуск 3. Краснодар: Кубанский ГУ, 2003. С.184-208.
Горелик М.В. Армии монголо-татар X-XIV веков. Воинское искусство, снаряжение, оружие. М.: Техника-молодежи, 2002. 84 с.
Горелик М.В. Халха - калкан (монгольский щит и его дериваты) // Восток-Запад: диалог культур Евразии. Культурные традиции Евразии. Вып. 4. Казань: Мастер-Лайн, 2004. С. 182-195.
Горелик М.В. Адыги в Южном Поднепровье (вторая половина XIII в. - первая половина XIV в.) // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 3. Армавир: , 2004. С.293-300.
Евглевский А.В., Потемкина Т.М. Восточноевропейские позднекочевнические сабли // Степи Европы в эпоху средневековья (СЕЭС). Том 1. Донецк: Изд-во ДонНУ, 2000. С.117-180.
Зеленский Ю.В. Позднекочевническое погребение со шлемом из степного Прикубанья // Историко-археологический сборник. Вып. 3. Армавир; Москва: ИА РАН, 1997. С.89-91.
Зеленский Ю.В. Шлемы из половецких погребений Прикубанья // Древности Прикубанья. Вып.9. Краснодар: Кубанский ГУ, 1998. С.23-25.
Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIV вв.). М.: Наука, 1988. 91 с.
Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Мечи и сабли IX-XIII вв.// САИ Е1-36. Л.: Наука, 1966. 143 с.
Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Доспех, комплекс боевых средств IX-XIII вв. // САИ El-36. Л., 1971. 126 с.
Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострелы) VIII-XIV вв. // САИ El-36. M., 1966. 184 с.
Нарожный Е.И. О половецких изваяниях и святилищах XIII - XIV вв. Северного Кавказа и Дона // Степи Европы в эпоху средневековья. Том 3. Донецк: ДонНУ, 2003. С. 245-274.
Недашковский А.Ф. Средневековый город Укек и его округа. М.: Наука, 2000. 224 с.
Отрощенко В.В., Рассамакин Ю.Я. Половецький комплекс Чингульского кургану // Археолопя, 1986. №53. С.14-36.
Плетнева С.А. Древности Черных клобуков. // САИ Е1-19. M.: Наука, 1973. 96 с.
Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния // САИ Е4-2. Наука, 1974. 200 с.
ПятышеваН.В. Железная маска из Херсонеса. М.: ГИМ, 1964. 40 с.
Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981. 304 с.
Схатум Р.Б. Щит в комплексе вооружения оседлых племен северо-западного Кавказа в золотоорды-пекий период // МИАК. Вып. 3. Краснодар: КубГУ, 2003. С.224-227.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. М.: Изд-во МГУ,1966. 276 с.
Худяков Ю. С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск: Наука, 1991. 190 с.
Чеботаренко Г.Ф. К вопросу о классификации средневековых монгольских стрел // Материал з археологи Швiчного Причорномор'я. Вип.З. Одесса, 1960. С.141-150.
Швецов М.Л. Котлы из погребений средневековых кочевников. // СА. 1980. №2. С.192-202.
THE ARMOURY WARRIORS OF THE GOLDEN HORDE IN THE KUBAN REGION
Russia, Moscow, Institute of oriental studies RAN
Рис. 1А. Погребение у хутора Пролетарский (по Зеленскому). 1 - шлем, 2 - фрагметы кольчуги, 3 - костяная обкладка лука, 4 - бронзовая подвеска, 5 - кожаный тлен колчана; 6 - костяные изделия, 7 - железная скоба; 8 - железная пряжка; 9 - бронзовые скобы; 10 - железный нож; 11 - железные наконечники стрел; 12 - фрагменты костяного изделия с бронзовыми скобами; 13 - железная
сабля; 14 - костяная обкладка колчана
Рис. 1Б. Золотоордынский воин, реконструкция М.В.Горелика по материалам погребения у хутора Пролетарский.
Рис. 2А. Погребение 1 из кургана №3 у хугора Малаи (но Анфимову
Рис. ЗА. Погребение 1 из кургана №4 курганной группы Дмитриевская -1-82 (по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 4А. Погребение 2 из кургана №4 курганной 1руплЫ Дмитриевская -1-82 (по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 4Б. Золотоордынский воин, реконструкция М.В.Горелика по материалам погребения 2 кургана №4, Дмитриевская -1-82.
Рис. 5А. Погребение 2 из кургана №1 курганной группы Дмитриевская-1-82 (по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 5А. (продолжение) Погребение 2 из кургана №1 курганной группы Дмитриевская-1-82
(по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 5Б. Золотоордынский воин-половец, реконструкция М.В.Горелика по материалам 2 кургана №1, Дмитриевская-1-82.
Рис. 6А. Погребение 1 из кургана №2 курганной группы Южный-84 (по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 6Б. Золотоордынский воин-половец, реконструкция М.В.Горелика по материалам погребения I кургана№2, Южный-84.
Рис. 7А. Погребение 1 из кургана №1
курганной группы Кривуша-84 (по Блохину, Дьяченко, Скрипкину).
Рис. 7Б. Золотоордынский воин, реконструкция М.В.Горелика по материалам погребения 1 кургана №1,
- сожжения в ладье, сожжения с захоронением в урне, поставленной на глиняную или каменную вымостку, сожжения под курганом, окружённым кольцевидной каменной кладкой, сожжения с кострищем треугольной формы.
Кроме того, к другого рода, но также к скандинавским захоронениям относят погребения в камерах – то есть срубах, опущенных в погребальную яму и образующих нечто вроде домика. По их поводу иногда спорят, но самое количество в Скандинавии указывает на местное происхождение. Например, в Бирке по обряду погребения в камерных могилах захоронены более 100 человек. Это около 10% от раскопанных могильников. Причём по всем признакам люди эти принадлежали к слою военно-торговой знати. И было бы это не в Бирке, а под, скажем, Черниговом, мы бы, не чинясь, отнесли этих людей к русам.
Но, к сожалению, отмечают современные историки, -
Но теперь есть возможность остановиться на них поподробнее, ибо далее мы будем постоянно встречать этот вид захоронений в связи с интересующей нас истрией руссов.
Первые в России камерные погребения эпохи викингов были открыты в Киеве в 1870-х годах. Затем последовали находки в Гнёздове, где к настоящему дню описано 31 погребение. Важно, что почти все достоверные находки древнерусских погребальных камер связаны –
- с некрополями раннегородских поселений, торгово-ремесленными центрами эпохи викингов (Киев, Псков, Старая Ладога, Тимерево, Чернигов, Шестовицы). Пока единственным исключением является погребение в деревне Гущино под Черниговом, которое в X в. находилось в нескольких километрах от подобного поселения.
Как уже указывалось, подобных погребений немало в Скандинавии. Но! – что важно – там камеры сооружались как на некрополях раннегородских центров, так и на сельских кладбищах. На Руси же никаких захронений вне городских поселений нет. И это, по мнению учёных, больше всего свидетельствует о том, что данный обряд для здешних славянских, балтских и финских мест – привнесённый. Причём совершенно понятно, откуда – из Скандинавии.
Лишь когда носители этого культа прижились на Руси – в XI веке, - их единичные погребения в камерах фиксируются. Но в единичном количестве и на раннехристианских некрополях. А главное - только на Северо-Западе, то есть опять-таки там, где жили и правили скандинавы, когда великий князь Ярослав отдал Ладогу в вено своей жене Ингигерде, а та отдала её с окружающей местностью в лен своему двоюродному брату ярлу Рагнвальду Ульфсону. После его смерти в 1030 году ярлство получает его сын Эйлив (по другим версиям – Ульф, а в одной из летописей назван – Улеп).
И есть ещё одна особенность, которую мы позднее встретим в Плакунских погребениях:
Как особые и немногочисленные виды камер следует отметить погребение с гробовищем внутри камеры и камеры с внутренней перегородкой. В настоящий момент не совсем ясно происхождение таких погребений (влияние на них христианской обрядности), но вполне вероятно, что в этих случаях нами зафиксированы следы южноскандинавских погребальных традиций.
Не менее характерен другой вид погребений - погребения в камерах с конём:
Верховой конь в могильной яме рядом с умершим хозяином - один из важных показателей камерных могил.
В шведской Бирке таких – 20 могил. В Дании – 72. Во всех погребениях конь был найден в ногах умершего, иногда на невысокой земляной ступеньке или между стенками ямы и камеры. Мы ещё увидим подобное захоронение на территории Руси – вот только лежать в ней будет если и скандинав, то с очень многими элементами, привнесёнными – точнее, присвоенными – из местных традиций.
Всего в Гнёздове, Киеве, Шестовице, Чернигове, Тимерёве и Старой Ладоге найдено 20 камерных погребений с конём. Все эти погребения можно условно разделить на три группы по способу положения коня в могиле: погребение коня в ногах человека, погребение коня сбоку от человека и погребение коня без признаков человеческих останков. Камеры с конём, положенным в ногах погребённого, обнаружены в 10 случаях. Все эти погребения являются одними из самых больших и богатых камер и все, кроме двух, связаны с парными погребениями мужчины-воина и женщины.
По дендродатам и по найденным в могилах удалось определить время, когда делались подобные захоронения.
- Анализ древнерусских камер показал, что их конструкция, состав погребального инвентаря, ориентировка, размеры и конструкция погребальной насыпи практически идентичны скандинавским аналогам. Определённые расхождения в погребальном обряде и инвентаре укладываются в рамки региональных различий, которые существуют в Скандинавии, например между камерами Дании и Швеции.
Одним словом, кем бы ни были пришельцы, их похоронный обряд имеет корни не на Руси. А в Скандинавии. То есть это – именно пришельцы, не продолжатели какой бы то ни было из местных традиций. Кое-что, конечно, они впитывают -
- но это, повторюсь, – скандинавские пришельцы.
И пришельцы – знатные:
Тот факт, что в камерах погребены женщины, мужчины и дети разного возраста, свидетельствует о том, что более высокий статус принадлежал определённой социальной группе населения, возможно, отдельным семьям, и, вероятно, был наследственным.
Более того: есть и прямые письменные свидетельства о статусе захороненных подобным образом покойников. Так, в одном из курагнов Еллинга в 959 году –
- в камере захоронили датского короля Горма и его жену Тюру. Это подтверждается надписями на двух рунических камнях, установленных между курганами.
Кстати, под Черниговом такие захоронения как раз и имеются. Со специфическими древнерусскими чертами.
Вот что обнаружили совсем недавно – в 2006 году – в одном из таких погребальных комплексов у Шестовиц:
Прошу отметить: срубная конструкция могилы.
В юго-восточной части ямы (в ногах у хозяина) лежал на животе с подогнутыми ногами, головой на северо-восток скелет взнузданного коня. На черепе сохранилась кожаная узда, богато украшенная десятками бронзовых бляшек различной формы, часть которых, судя по всему, была инкрустирована серебряной проволокой, а во рту — железные удила.
В центре камеры расчищен достаточно большой (длина 102 см) железный меч в
истлевших деревянных ножнах, украшенный бронзовым наконечником с изображением извивающегося дракона в древнескандинавском стиле. Справа (к востоку) от меча лежал круглый деревянный щит, обтянутый какой-то богатой тканью, от которого сохранились только следы да отпечаток многоцветной позументной ленты на грунте.
Пометим ещё: меч скандинавский, а вот коняжка… Тоже, в общем, был и такой обычай у скандинавов. Только у очень древних, вендельских. Но здесь и сейчас, на границе Степи возле Чернигова, в X веке - это явный признак смещения ценностных ориентаций. Даже если захоронен был скандинав, то здесь ему дороже был конь степей, нежели конь моря…
…всё, что сохранилось от самого умершего: остатки черепа, от которого обнаружено лишь несколько мелких обломков костей, в меховой шапке, украшенной сверху серебряным колпачком. В головах покойного был положен длинный боевой железный нож-скрамасакс с деревянной рукоятью, в украшенных роскошным прорезным орнаментом бронзовых ножнах, а у рукояти скрамасакса — парадный точильный брусок-оселок с отверстием для привешивания к поясу.
И опять: меховая шапка может быть чьей угодно, а вот скрамасакс – оружие явно европейское.
В северной части камеры, на дне, лежало грудой несколько предметов: кожаное седло, украшенное многочисленными бронзовыми бляшками и решмами (бляшки-погремушки) с привешенными к нему железными стременами с выгнутой подножкой; два плохо сохранившихся железных котла (или котёл и сковорода под ним)…
Не простой воин. Командир. Даже воевода. Это воеводское дело – под своим штандартом своих воев собирать и в бой вести. Об этом же говорят и археологи, что вели раскопки, - В.Коваленко, А.Моця и Ю.Сытый:
Ярким примером этого может быть оковка турьих рогов из черниговского кургана Черная Могила, в декоре которой смешиваются восточные и североевропейские традиции, а сами ритуальные сосуды были изготовлены в местной славянской среде.
В Гнёздове, громадном некрополе возле Смоленска, к этому же времени относятся обнаруженные в богатых погребениях конические и сферо-конические шлемы. Напомню: к строго скандинавским относят сферические шлемы. Они разных форм и технологий изготовления, но в целом хорошо изученные и потому хорошо узнаваемы. А вот что касается конических шлемов, появившихся не позже 900 г. и сменивших в середине и второй половине X в. полушаровидные и полуяйцевидные каски, то их все разумные исследователи относят по происхождению к восточным:
Мы ещё будем возвращаться к Шестовицкому комплексу, но пока стоит сделать маленький предварительный вывод: при Святославе в некрополе высокого воинского статуса захоронены высокопоставленные люди, в чьих вещах смешиваются скандинавские и местные элементы. И девушек на тот свет те покойники явно не из Скандинавии выписали. Хоть и захоронены эти граждане по норманнскому обычаю в срубе, на деле они уже демонстрируют признаки смешанной культуры. Которую часто называют древнерусской дружинной.
Являются русскими эти люди, иначе говоря.
Об этом же свидетельствует и многообразие и в то же время единство погребений. Несмотря на то, что археологи отмечают в шестовицких курганах –
- высокий уровень концентрации находок круга дружинных древностей, и среди них — значительное количество вещей северного происхождения –
- на самом деле –
- многообразие погребального обряда могильника ясно говорит об интернациональном составе оставившего его населения. Здесь представлены выходцы с Днепровского Правобережья (погребения по обряду ингумации) и Левобережья (трупосожжения на стороне), из Скандинавии (как минимум 20 могил: погребения в срубных гробницах с рабыней и конём; в ладьях; сожжения с согнутыми мечами; женские погребения с черепаховидными фибулами) и Прибалтики (погребение в срубной гробнице хевдинга — вождя-жреца с рабыней и конём), из занятых кочевниками степей Юга (парные погребения, ориентированные головами в разные стороны) и населённых финно-угорскими племенами лесов Севера.
Иными словами, мы застаём здесь настоящий дружинный интернационал. Чем-то напоминающий список Игоревых послов 944 года. Скажем, правобережный славянин Войко, левобережный северянин Синко, и скандинав Иггелд, и финно-кто-то Апубькарь, и эст Каницаръ, и хазарин Искусеви…
Как говорят историки, –
Только ведь дружинный интернационал – это древнерусский дружинный интернационал. Тот самый, который сложился на базе русских дружин. Которые и сами, возможно, были интернациональными. Вот потому мы и зашли на поле археологических свидетельств с конца – с того места и времени, где преемственность между бесспорными древними русскими и вот этим Святославовым дружинным интернационалом также бесспорна.
Древний ритуальный котел был найден этим летом в Онгудайском районе Республики Алтай у впадения реки Яломан в Катунь.
Нашел его барнаулец , путешествовавший по Горному Алтаю. Остановившись в том месте , путешественник решил искупаться и , когда брел вдоль берега , вдруг увидел бронзовую ручку , торчавшую из песка…
Через несколько дней бронзовый котел с кошкой на боку перекочевал к бийскому коллекционеру Сергею Кобзеву , который в первую очередь предложил его Национальному музею имени Анохина в Горно-Алтайске.
Сергей Киреев,
старший научный сотрудник Национального музея имени Анохина:
— Найденный скифский котел , конечно бы , занял в музее самое достойное место , но мы его упустили, — сетует Сергей Киреев. — Я , честно говоря , одно время уже с ним простился, думал , что это сокровище ушло из России. Так , к сожалению , часто бывает с ценными экспонатами — они мигом оказываются за границей. Сейчас мы постараемся сделать все , чтобы вернуть ценную находку в наш музей.
— Ну уж нет! — говорит Наталья Вакалова. — Надо было в Горно-Алтайске сразу соображать и не медлить. Упустили экспонат — сами виноваты , мы его теперь никому не отдадим!
Котел для ритуалов
Из описания экспоната археологом
— Диаметр котла составляет 70 см , высота — 60 см. Котел имеет боковые ручки и высокий поддон в виде раструба. На стенке — заплата из бронзы , на которой отпечатано изображение свернувшейся полосатой кошки ( барса , пантеры , тигра).
Неподалеку от места редкой находки расположено плато у горы Яломан-бом. Яломанский котел относится к скифскому времени. Посуда подобной формы и пропорций с боковыми ручками довольно редка и известна на территории Китая в IV — II вв. до н.э. В Южной Сибири больше использовались высокие котлы с верхними ручками. Особый интерес представляет оттиск кошачьего изображения. Образ свернувшегося ( шейся) барса ( пантеры) появился с VIII-VII вв. до н.э. в сакском искусстве скифов Средней Азии и распространился на северные и восточные территории , войдя в моду народов, проживающих на широкой площади Сибири , в частности в саяно-алтайских нагорьях. Барельефные изображения отличаются реалистичностью , в мускулах отражена сила. На котле , найденном на Яломане, изображение схематичное , выполненное линиями бортика. Видны утрированные лапки с круглыми подушечками и комично прорисована круглая морда с усами и торчащими ушками , намеченными глазками. Трансформация образа в упрощенный прослеживается в позднем искусстве , поэтому датировать его , вероятно , можно не ранее IV-II в. до н.э.
Необходимо заметить , что плато под горой Яломан-бом было сакральным , там находятся могильники разных времен железного века , в том числе скифские и булан-кобинские. В устье Большого Яломана на 692-м км на мысе высотой 25 м находится яломанское городище-крепость , где обнаружены остатки города-крепости тюркского времени. Оно старше найденного котла. Изученные экспедицией Алтайского госуниверситета погребения хуннского времени могильника
Яломан-II по радиоугольным датировкам относятся к II-I вв. до н.э.
События , характеризующие эпоху с IV-II тыс. до н.э. в Южной Сибири , не были однородными и благополучными. Миграционные процессы приводили к завоеваниям , смещениям предыдущих местных групп населения и трансформации культурных стереотипов. К II в. до н.э. население Алтая не было антропологически однородным благодаря вливанию других групп населения. А это вело к изменениям материальной культуры. Изменения в первую очередь касаются искусства и технологий. В период с конца III в. до н.э. до конца I в. н.э. хуннское господство устанавливается над территорией Южной Сибири , и происходит инкорпорация иной культуры в местную скифскую среду.
Подобные котлы использовались в ритуальных целях: в них варили мясо и оставляли в насыпях курганов , реже — в самих могилах. Как мог оказаться котел на берегу Катуни , пока не известно. На внутренней поверхности находки следы нагара не обнаружены.
Донская археологическая экспедиция Института археологии РАН, начиная с 1993 осуществляла исследования большого курганного могильника (свыше 60 видимых на поверхности насыпей) скифской эпохи, расположенного между сёлами Терновое и Колбино в Воронежской области (90 км к югу от г. Воронежа). В 1997 г., в силу сложившихся обстоятельств (намеченные нами ранее и согласованные с местным руководством объекты для раскопок в июле оказались засеянными еще зеленой пшеницей), мы приступили к изучению кургана № 18 у с. Колбино. Он находился на ежегодно распахиваемом черноземном поле, и к моменту начала работ достигал 1,6 м в высоту и 50 м в диаметре. Раскопки велись с помощью бульдозера С-130.
И когда исследование кургана № 18, казалось, уже приблизилось к своему логическому концу, примерно в 1 м к северу от центральной могилы показалось (при зачистке материка) еще одно большое темное пятно прямоугольных очертаний размерами 4,3 х 3,8 м. Оказалось, что это еще одно, впускное, погребение (№ 2). Следует сказать, что до сих пор впускные погребения в среднедонских курганах скифского времени почти не встречались. Как и в первом случае, гробница имела облицованные досками стены и деревянное перекрытие, держащееся на десяти опорных столбах. Дно ее когда-то устилали войлочные кошмы или ковры, от которых сохранились отдельные фрагменты тлена ярко-бордового цвета. В могиле находились два человеческих скелета: женщины 50-60 лет и мужчины около 40 лет. Женщина лежала в вытянутом на спине положении, головой на запад. Чуть правее женских останков, но почти вплотную к ним, находился костяк мужчины. Его поместили в гробницу несколько позже (явное подзахоронение), чем, вероятно, и объясняется нарушенность отдельных частей женского скелета именно с правой, южной стороны. Мужчина тоже лежал в вытянутом на спине положении, головой на запад. Все вещи, помещенные в могилу соплеменниками этой пары, оставались в полной сохранности, как их оставили 2400 лет назад. И это вторая необычная черта погребения № 2 данного кургана. За сто с лишним лет научных археологических раскопок скифских захоронений на Среднем Дону практически никогда прежде не встречались неграбленые курганы.
Главенствующую роль в этой странной паре (я имею здесь в виду большую разницу в возрасте погребенных), безусловно, играла женщина. Во-первых, именно ее похоронили первой и именно для нее построили внушительную подземную гробницу. Во-вторых, именно ей принадлежали почти все драгоценные украшения и предметы, найденные в могиле. И последнее: мужчину поместили в гробницу на несколько лет позднее первого захоронения и снабдили его в последний путь довольно скромным инвентарем[2].
Что касается мужского захоронения, то набор сопровождающих его вещей был гораздо скромнее. Между ног покойника поместили колчан с 30 железными втульчатыми наконечниками стрел. В районе бедренных костей и стоп ног мы обнаружили около 20 серебряных и золотых полусферических нашивных бляшек с петелькой на обороте, которые служили, вероятно, для украшения штанов и мягких сапог[3]. В центральной части могилы лежала греческая амфора (Колхида) и напутственная пища – лошадиные кости с железным ножом, а также железное шило и буравчик со спиралевидной нарезкой[4].
Сохранность останков мужчины несколько хуже. Его возраст 40 лет. Анализ ДНК обоих погребенных показал, что они близкие родственники (мать и сын? младший брат?). Значительная степень развития костного рельефа дает основание предполагать, что мускулатура мужчины была хорошо развита, особенно мышцы плеча, предплечья, спины и шеи. Почти нет сомнения в том, что при жизни воинское дело являлось его постоянным занятием. Об этом говорит еще один факт. В одном из средних ребер с левой стороны грудной клетки был обнаружен след сквозного ранения, нанесенного стрелой с треугольным наконечником, снизу вверх. Такое ранение может получить всадник при сражении с пешим лучником[7] (Добровольская М.В. Приложение 2 к Отчету ПАЭ ИА РАН за 1997 г.).
Популярность мотива кабана в искусстве населения Среднего Дона не вызывает удивления. Лесостепное Подонье – холмистая равнина с многочисленными реками и ручьями, где открытые степные пространства чередуются с обширными лесными массивами, в которых преобладает дуб, а следовательно, имеется большой запас желудей – любимой пищи кабанов. Не исключено, что у местных скифов существовал и какой-то культ этого священного для древних иранцев животного. Во всяком случае, в кургане II (раскопки А.А. Спицына) было найдено навершие жезла, для изготовления которого использована нижняя челюсть кабана с клыками и пятью зубами. Челюсть отпилена от головы зверя и обтянута листовым серебром, а клыки – золотом. Металл прибит мелкими серебряными и золотыми гвоздиками. Навершие насажено на железный четырехгранный стержень толщиной 0,6-0,8 см (обломан), уцелевшая часть стержня выступает на 1,5 см[14]. Жезл, несомненно, использовался для каких-то церемоний, связанных с культом кабана.
Слева от черепа женщины, погребенной во впускной могиле кургана № 18 у с. Колбино, находился небольшой деревянный сосуд в форме чашечки с полусферическим дном, украшенный по венчику четырьмя овальными золотыми оковками из тончайшей фольги. Находки деревянных чаш с золотыми оковками в элитных скифских курганах встречаются довольно часто, как в степных, так и в лесостепных областях Северного Причерноморья. Правда, до нас дошло очень мало целых экземпляров из-за плохой сохранности органики (в данном случае - дерева) в древних захоронениях. В большинстве же случаев мы судим о деревянных сосудах скифской эпохи по находкам украшавших их когда-то накладных металлических (золотых и серебряных) пластин с зооморфными изображениями. Обычно эти пластины сохраняют изгибы деревянной поверхности, которую они покрывали, что позволяет частично или полностью реконструировать форму истлевшей органической основы. Форма пластин довольно разнообразна, и их орнаментация тоже. Такие деревянные сосуды бытуют с начала V и до конца IV в. до н.э. на обширной территории от Алтая (Туэкта) и Южного Приуралья (Филипповка) до Придунавья (Добруджа) среди кочевых и полукочевых ираноязычных племен Евразии. Большинство исследователей приписывает деревянным чашам в золотой и серебряной оправе либо культовую, либо социальную функции. Бережное отношение к деревянным чашам и долгое их употребление в жизни и в культе подтверждаются следами починки (треснувшие чаши нередко стянуты золотой или серебряной проволокой; следы затертости краев)[15]. В курганах Среднего Дона скифской эпохи примерно в 180 исследованных захоронениях, несмотря на их повальное ограбление в древности, к настоящему времени обнаружено 13 деревянных сосудов с золотыми оковками: в Частых Курганах – 6 случаев, в курганах у с. Мастюгино – 4 случая, и в могилах у с. Терновое-Колбино – 3 случая[16]. Вопреки распространенному до сих пор в специальной литературе мнению, деревянные чаши с золотыми аппликациями встречаются в среднедонском регионе не только в элитных мужских, но и в женских погребениях (курган № 8 у с. Терновое; курган № 18, погребение № 2 у с. Колбино). Правда, следует отметить, что золотые аппликации на колбинской чаше были сделаны из такой тончайшей фольги, что, очевидно, не могли использоваться при жизни и предназначались лишь для похоронного ритуала.
Золотые перстни. Во впускном неограбленном парном погребении в кургане № 18 у с. Колбино обнаружено 6 золотых перстней, находящихся на обеих руках женщины-скифянки, по три экземпляра на каждой руке[25]. Они вырезаны из тонкой золотой пластинки и имеют щиток овальной формы, разделенный продольным ребром. Концы перстней оформлены в виде незамкнутых полосок, заходящих друг за друга. Диаметр перстней – 2 см, размеры щитка 3,6 х 1,76 см, ширина полосок – 0,2 см. Такие перстни на территории Среднего Дона встречены в нескольких курганных могильниках (шесть захоронений) в количестве 14 экземпляров. Перстни подобного типа появляются в IV в. до н.э. и широко представлены в богатых женских погребениях Степной и Лесостепной Скифии, от Днепра до Кубани[26]. В.Г. Петренко учтено 95 экземпляров таких перстней[27]. Исследователи отмечают, что в наиболее элитных курганах Степной Скифии (Толстая Могила, Чертомлык, Деев курган) у знатных женщин перстни надевались на все пальцы погребенных, а иногда даже на один палец по два сразу[28]. Сама традиция ношения сразу нескольких перстней является, очевидно, скифской степной[29].
Список сокращений
АСГЭ – Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л. (Спб.).
ДАЭ – Донская археологическая экспедиция ИА РАН.
ИАК – Известия Императорской Археологической Комиссии. Спб.
ИИЯЛ УНЦ – Институт истории языка и литературы. Уфимский Научный центр. Уфа.
МАР – Материалы по археологии России. Спб.
МИА – Материалы и исследования по археологии СССР. М.
ПАВ – Петербургский археологический вестник
СА – Советская археология
СГЭ – Сборник Государственного Эрмитажа
СЭ – Советская этнография
[2] Гуляев В.И. На восточных рубежах Скифии (древности донских скифов). М. ИА РАН. 2010, с. 62.
[3] Гуляев В.И. На восточных рубежах Скифии …, 2010, с. 62-63.
[4] Савченко Е.И. Могильник скифского времени…, 2001, с. 109.
[5] Гуляев В.И. На восточных рубежах…, 2010, с. 63.
[6] Гуляев В.И. На восточных рубежах…, 2010, с. 63.
[8] Савченко Е.И. Украшения населения скифского времени на Среднем Дону // Древности Евразии. От ранней бронзы до раннего средневековья. М. ИА РАН. 2005, с. 460-461; Гуляев В.И. На восточных рубежах…, 2010, с. 63.
[9] Бобринский А.А. Курганы и случайные археологические находки близ местечка Смелы. Спб. Т. 2. 1894, табл. XVI, 4-5; Гуляев В.И. Общие проблемы археологии Среднего Дона // Археология Среднего Дона в скифскую эпоху. Труды Потуданской археологической экспедиции ИА РАН, 1993-2000 гг. М. ИА РАН. 2001, с. 40, рис. 9, 1.
[10] Евгений Иванович Савченко – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИА РАН, в 1990-2007 гг. заместитель начальника Донской археологической экспедиции ИА РАН.
[11] Савченко Е.И. Могильник скифского времени…, 2001, с. 109.
[12] Манцевич А.П. Мастюгинские курганы по материалам из собрания Государственного Эрмитажа // АСГЭ, Вып. 15. Л. 1973, с. 20, рис. 2, 6.
[13] Ростовцев М.И. Срединная Азия, Россия, Китай и звериный стиль // ПАВ, № 5, Спб. 1993, с. 40; Алексеев А.Ю. Греческая керамика из Александропольского кургана // СГЭ, Вып. 51, Л. 1986, с. 37; Алексеев А.Ю. Хронография Скифии второй половины IV в. до н.э. // АСГЭ, № 28. Л. 1987, с. 46.
[14] Манцевич А.П. Мастюгинские курганы…, 1973, с. 20, рис. 3, 1 а-б.
[16] Гуляев В.И. Деревянные чаши с золотыми обкладками из курганов скифского времени на Среднем Дону // Древности скифской эпохи. М. ИА РАН. 2006, с. 336.
[17] Ростовцев М.И. Воронежский серебряный сосуд // МАР, № 34. Пг. 1914.
[18] Королькова Е.Ф. Ритуальные чаши с зооморфным декором в культуре ранних кочевников // АСГЭ. Выпуск 36. Спб. 2003, с. 45, рис. 8, 7-8.
[19] Савченко Е.И. Могильник скифского времени…, 2001, с. 109, рис. 40, 9.
[20] Савченко Е.И. Вооружение и предметы снаряжения населения скифского времени на Среднем Дону // Археология Среднего Дона в скифскую эпоху. Труды Донской археологической экспедиции ИА РАН, 2001-2003 гг. М. ИА РАН. 2004, с. 243.
[21] Граков Б.Н. Каменское городище на Днепре // МИА, № 36. М. 1954, с. 108, таб. XI, 8.
[22] Мозолевский Б.Н. Курган Толстая Могила близ г. Орджоникидзе на Украине (предварительная публикация) // СА, № 3. 1972, c. 299, рис. 34.
[23] Смирнов К.Ф. Савроматская и раннесарматская культуры // Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. М. 1989, с. 174, таб. 71.
[24] Савченко Е.И. Вооружение и предметы снаряжения… 2004, с. 243.
[25] Савченко Е.И. Могильник скифского времени…, 2001, с. 109, рис. 41, 1.
[26] Манцевич А.П. Мастюгинские курганы…, 1973, с. 35.
[27] Петренко В.Г. Украшения Скифии VII-III вв. до н.э. // САИ. Вып. Д4-5. М. 1978, с. 61.
[28] Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р. Чертомлык (скифский царский курган IV в. до н.э.). Киев. 1991, с. 111.
[29] Ковпаненко Г.Т. и др. Памятники скифской эпохи Днепровского Лесостепного Правобережья (Киево-Черкасский регион). Киев. 1989, с. 129.
[30] Савченко Е.И. Могильник скифского времени…, 2001, с. 109.
[31] Гуляев В.И. На восточных рубежах…, 2010, с. 78, рис. 16.
[32] Кузнецова Т.М. Зеркала Скифии VI-III вв. до н.э. Т. I-II. М. 2002.
[33] Пшеничнюк А.Х. Филипповка. Некрополь кочевой знати IV в. до н.э. на Южном Урале. Уфа. 2012, с. 34.
[34] Там же, с. 163, рис. 94, 10, рис. 95.
[35] Пшеничнюк А.Х. Филипповка… 2012, с. 43.
[37] Гуляев В.И., Савченко Е.И. К вопросу о роли золота в погребальном ритуале скифов // Евразийские древности. М. ИА РАН. 1999, с. 152-153.
[38] Ростовцев М.И. Эллино-скифский головной убор // ИАК. Вып. 63. Пг. 1917, с. 71.
[39] Черников С.С. Загадка золотого кургана. М. 1965, с. 44, 123.
[40] Шрамко Б.А. Об изготовлении золотых украшений ремесленниками Скифии // СА, № 2. 1970, с. 218, рис. 1.
[42] Ростовцев М.И. Эллино-скифский головной убор… 1917, с. 71; Черников С.С. Загадка золотого кургана… 1965, с. 43-44; Гуляев В.И., Савченко Е.И. К вопросу о роли золота… 1999, с. 151-160.
[43] Гуляев В.И., Савченко Е.И. К вопросу… 1999, с. 155-157.
[44] Алексеев А.Ю. Золото скифских царей в собрании Эрмитажа. Спб. 2012, с. 7.
[45] Ельницкий Л.Е. Скифия евразийских степей. Новосибирск. 1977, с. 219.
Читайте также: