Волга мать шумит угрюмо за волной бежит волна

Обновлено: 02.07.2024

Волга-мать шумит угрюмо,
За волной бежит волна,
По волнам несётся шхуна
"Шлессельбургская звезда".
Капитан стоит угрюмо -
Джон Кровавое Яйцо,
Словно зад у бегемота
Капитаново лицо.

Вот стоит на полубаке
Старый боцман Дядя Сэм,
Растуды его за баки,
Он рассказывает всем:
"Это было много раньше,
До Кровавого Яйца,
Золота пудов на двадцать
Мы ограбили "купца"!

В трюмах мы нашли сто сорок
Негритянок молодых,
И взорвавшись словно порох,
Мы набросились на них.
Мне досталась молодуха
Лет под восемьдесят пять,
И согнавши с члена муху,
Начал я её сношать.

Черномазая скотина
Хрен зажала между ног,
Откусила половину.
Я взревел как носорог. "
На корме раздался грохот -
Это пёрнул капитан!
Кто-то шлёпнулся с грот-мачты
Голым задом в океан.

Волга-мать шумит угрюмо,
За волной бежит волна,
По волнам несётся шхуна
"Шлессельбургская звезда".
Капитан стоит угрюмо -
Джон Кровавое Яйцо,
Словно зад у бегемота
Капитаново лицо.

Интеграл - Волга-Мать Шумит Угрюмо

В детстве я частенько слышал, как мой отец напевал строки из какой-то морской песни, запомнившейся ему со времен службы в Севастополе . Их было много таких куплетов – целый рассказ про трагическую судьбу матроса-кочегара, его верного друга и старушку мать, что напрасна ждет сына домой.

Слова народные-матросские, музыка такая же – так он мне объяснял.

Из всех строк, услышанных уже лет как сорок с гаком назад, запомнились, наверное, самые колоритные:

Я вышел на палубу, а палубы нет,
А палуба в трюм провалилась.
К нему подбежали с помойным ведром
Упал – сердце больше не билось!
Напрасно старушка ждет сына домой
Ей скажут – она зарыдает
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает…

Пройдут годы, я стану жить в Таганроге и окунусь в его удивительную историю, с неисчерпаемыми поразительными фактами, совпадениями и немыслимыми историями.

И вот, готовя материал про оборону Таганрога во времена Крымской войны (1853-1856), я натолкнулся на упоминание о поэте Николае Щербине , родившемся недалеко от нашего города и окончившем таганрогскую гимназию. В майских события 1855 года, когда к городу подошла англо-французская эскадра, он принимает непосредственное участие в качестве парламентера наряду с военным прокурором города Д.П. Война.

И что-то в этих строках Щербины, которые, казалось бы, и о другом и не о тех, что пел мой отец, показалось мне знакомым:

Не слышно на палубах песен;
Эгейские волны шумят…
Нам берег и душен, и тесен;
Суровые стражи не спят.
Раскинулось небо широко,
Теряются волны вдали.
Отсюда уйдем мы далеко,
Подальше от грешной земли,
Подальше от грешной земли.
Не правда ль, ты много страдала.
Минуту свиданья лови…
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.
Спалив бригантину султана,
Я в море врагов утопил
И к милой с турецкою раной,
Как с лучшим подарком приплыл.

Николай Федорович Щербина (1821-1869), родился в имении Грузко-Еланчинская близ Таганрога. Его мать была этническая гречанка, что во многом и определило его интерес к Греции. А тут еще и переселение в Таганрог, который в то время был практически греческим миром (даже отдельный магистрат в городе имеется ).

Романс сразу же полюбился морякам, тем более совпал по настрою с со скорым началом Крымской войны, когда морская тематика, Черноморский флот, Севастополь станут у всех на слуху.

К сожалению, только звук без видеоряда.

Были в стихах Зубарева и такие вполне натуралистические строки (а чего ожидать от народной поэзии?):

Я помню, механик вскричал:
— Подлецы! Задам я ему притворяться! —
И, ткнувши ногою в бок мертвеца,
Велел ему тотчас убраться.
— Не смейтесь вы! —с ужасом доктор вскричал,—
Он мертвый, совсем застывает!
Механик смущенный тогда отвечал:
— А черт же их душу узнает!
Я думал, что он мне бессовестно врет,
Он не был похож на больного.
Когда бы я знал, что он в рейсе умрет,
То нанял в порту бы другого.
За подобные строки Георгию Зубареву приходится даже эмигрировать. И попадает он в Марокко , откуда и пишет своей матери в Севастополь:

. За все грехи мои жестоко
Наказан я своей судьбой
Скитаться у брегов Марокко,
Глядеть на мутных волн прибой,
И постоянно вспоминая
О Севастополе родном.

Вот как он об этом вспоминал:

Вот и современные певцы поют её:

Не забывается песня и поныне – ее часто переделывают под разные обстоятельства, например студенческие:

А напоследок, мне хочется привести еще одно стихотворение Николая Щербины. Оно по силе и чувствам не уступает лучшим образцам классической любовной лирики России.

Когда любовь моя смущает ваше счастье,
Забудьте про нее. Зачем меня любить!
Я благодарен вам за прошлое
участье, – Я вашим счастьем буду жить.
Пора мне в путь. Скажите мне,
не вы ли
И кров любви простерли надо мной,
И, странника, меня у сердца приютили,
Где я гостил и отдохнул душой.
Невольны мы в любви и в охлажденьи:
Я вас не упрекну изменой никогда.
Нет! Чувство, как и мысль, всегда
горит в движеньи,
И чувству есть свой возраст и чреда.
Но как боялся я, чтоб вы не помутили
Слезою обо мне своих небесных глаз.
Я счастлив тем, что вы меня забыли,
Я счастлив тем, что не забуду вас!

Волгу-речку не измерить, В глубину не встать ногой, Если любишь, надо верить, Только так, мой дорогой!

Мать — земля моя русская

Нынче утром рано-рано Под Могутовой горой Два стальных могучих крана Стали строить дом жилой. На одном сидит Катюша, Комсомолочка-герой, На другом сидит Ванюша, Крановщик передовой.

Глянет Ваня из кабины — Сердце девичье дрожит, В телогрейке Катерины Тихо зеркальце лежит. Вынет зеркальце, заглянет — В нем знакомые черты. Хорошо на сердце станет От любви, от высоты.

Катя действует руками, Правит краном и стрелой, Говорит то с облаками, То со всей родной землей. Катя Волгу озирает, Видит горы и утес, Ветерок перебирает Озорной вихор волос.

От Катюши у Ивана Молодое сердце мрет. Мирно трудятся два крана, Словно в сказке, дом растет. Душа поет строительная, Города растут удивительные, Волга пенится, Волга трудится, Жизнь наладится, счастье сбудется.

Читайте также: